Самая длинная ночь - Страница 30

– Я хочу, чтобы ты мне доверяла, а ты сопротивляешься, и я не знаю, что делать. Поэтому скажу просто. Амели никогда не была моей любовницей. И не является ею сейчас. Не говоря уж об Ивонне.

Черные глаза не хуже лазера плавили ее тело, ее душу, ее разум, и Джессика с ужасом и восторгом прислушивалась к тому, как откликается на прикосновения Армана ее плоть. Она могла говорить что угодно, сопротивляться, ругаться, плеваться и кусаться, но на самом деле она его обожала. Она перетекала в него, словно маленький ручеек – в быструю реку, становилась его частью, умирала в его руках и мечтала о большем.

– А какое мне дело, кто для тебя твоя Амели?

– Я хочу, чтобы вы стали друзьями.

– А я сама решаю, с кем становиться друзьями, а от кого бежать, как от чумы. И нечего таскать к Элисон кого ни попадя!

– Но она же спит!

– А если бы проснулась?!

– Вот поэтому я увел девочек днем. Они болтушки и хохотушки… Рассказал им об Элизе и тебе, а потом обсудил дела. Ты же знаешь, я собираюсь многое изменить в своей жизни.

Она вырвалась и отошла подальше, судорожно тиская в руках носовой платок.

– А о нашем соглашении ты им тоже рассказал?

– О шести месяцах? Мне казалось, это должно остаться между нами… особенно вторая часть.

Джессика вряд ли смогла бы продержаться еще один раунд, но в этот момент невозможный барон стал холоден и вежлив, как… барон.

– Твоя комната следующая. Вот двери, сможешь видеть Элль. Переодевайся к ужину и приходи знакомиться. По коридору направо и вниз по лестнице. Жду тебя.

Она стояла под душем в буквальном смысле до посинения, а потом так яростно причесывалась, что, кажется, поцарапалась. Теперь Джессика Лидделл напоминала очень злую рыжую цыганку, одетую в зеленую юбку и сине-зеленый топ с открытыми плечами.

Плевать!

Когда из тьмы явилась тетушка Кло, Джессика едва не заорала в голос от неожиданности, но старушка и ухом не повела. Она быстро обошла вокруг девушки, что-то бормоча себе под нос. Потом уставилась на нее своими черными глазищами и сообщила:

– Все сели. Ждут. Едят у нас там. Внизу.

– Спа… спасибо.

– Спасибо потом скажешь. Пока иди, поешь. В МОЕ время спасибо говорили после еды, а не вместо.

С этими словами тетушка величаво уплыла во тьму.

Через минуту Джессика входила в столовую. За широким и длинным дубовым столом уже сидели Арман, поднявшийся ей навстречу, Амели, приветливо помахавшая ей рукой, Ивонна, подмигнувшая ей, а также седовласая и очень симпатичная женщина.

Еще через секунду Джессика совершенно расслабилась. Матильда Рено поднялась ей навстречу и оказалась высокой худощавой женщиной средних лет все с теми же огненными черными глазами и улыбающимся ртом. О возрасте и пережитом горе говорили разве что морщинки вокруг глаз, но их можно было разглядеть только вблизи. Одета удивительная женщина была в элегантное черное платье, а вот руки у нее были отнюдь не аристократические. Широкие, загорелые, с коротко подстриженными ногтями. Она сдержанно, но сердечно обняла Джессику и повела ее к столу.

– Итак, вы – Джессика. Чудесно! Я Матильда, это звучит скучновато, а вот в Джессике есть что-то авантюрное. Вы – явная оптимистка! Я тоже раньше была. Итак, будьте как дома, моя дорогая, и не смейте смущаться!

– Мама!

– Все. Молчу. Знаете, Джессика, раньше я боялась только тетушки. Теперь еще и Армана. Он очень строг со мной. Простим его и поговорим о моей внучке. Я подглядывала в окошко целый день. Вы с ней были неподражаемы. Кло и Арман не пустили меня к вам, но сердце мое резвилось рядом с золотой Элль. Не дождусь того момента, когда смогу обнять ее! А вы, Джессика, вы так здорово с нею обращаетесь! Как хорошо, что вы поживете с нами. Арман рассказал про испытательный срок, это разумно и хорошо, но даже если, к нашей всеобщей радости, все случится раньше, обещайте не уезжать, ладно?

Джессика открыла рот, чтобы хоть что-то сказать, но мадам Рено не дала ей вымолвить ни слова.

– …И вы любите цветы, это сразу видно. Вы так внимательно рассматривали львиный зев, он удался в этом году, а все пчелы! Всегда я говорила, без пчел сад никогда не будет садом по-настоящему!

– Мама!

– Все! Молчу! Тиран! Как и его отец! И Кло! Они всю жизнь мною командовали, Джессика! Все, кроме Франсуа, но о нем мы говорить не будем, а то я заплачу, а за это они меня ругают. Но я их обожаю. Теперь ужинать! Я все время голодная, потому что болтушка, а болтовня сжигает массу калорий, я где-то читала. Вы тоже должны умирать от голода, я уверена. Но все-таки, откуда ваша любовь к садоводству? О, я покажу вам свою гортензию, называется Золотая Лютеция. Это нечто! Я почти дралась за нее на ежегодной ярмарке… У вас есть сад? Да нет, какие в Чикаго сады… Красивый город?

– Мама!!! Позволь Джессике ответить хотя бы на ОДИН из твоих вопросов.

– Все! Молчу! Теперь ваша очередь. Я буду перебивать, предупреждаю сразу.

Джессика улыбалась во весь рот. Эта женщина ей очень нравилась.

– У меня тоже много вопросов, мадам Рено…

– Матильда! Просто Матильда! Выкладывайте! Завалите меня ими! Ой, что это! Неужели ростбиф!

– В МОЕ время за столом дамы не трещали как сороки, а ели тихо и степенно, и руками не махали.

– Мама!

– Матильда, я очень рада…

– Детка, ешьте, ешьте, вы бледненькая! Ах, какая жалость, что нельзя болтать с набитым ртом, тетя Кло не разрешает. Столько нужно спросить… Амели, Иви, а вы почему смеетесь? Уж вы-то могли бы привыкнуть… Знаете, Джессика, это наша Амели! Прекрасная девочка, честная, добрая, работящая. Мы с отцом, то есть с ЕЕ отцом хотели поженить их с Арманом много лет назад. Арман тогда был противным подростком, а она не менее противной девицей пяти лет отроду. Потом хлоп, бах, кошмар, он ее не любит, она его тоже, короче, десять лет пролетело, как один день, папа Амели помер, светлая ему память, прекрасный был человек, а какие у него были розы! Да, так вот, потом прошло еще несколько лет, а еще потом Ивонна…